Как только итальянцы совсем расслабились ,а Ио, Данаи, Леды и Антиопы задышали кожей, как дышали античные мраморы. Тут же на головы флорентинцев, нежданно свалился монах Джироламо Савонарола. Четыре года он правил во Флоренции как диктатор, не занимая никакого официального поста. В современных терминах был христианским фундаменталистом, королем Флоренции объявил Иисуса Христа и ратовал за очищение нравов. Он агитировал художников изображать только добродетельные сцены и оберегать от наготы «невинность детства». Однажды в проповеди во время великого поста заявил: «Вы, живописцы, действуете в дурном направлении. Вы сделали бы хорошо, если бы уничтожили все нескромные изображения».
Так как сами живописцы уничтожать не спешили, то он решил им помочь. Дважды во время карнавальной недели устраивался не карнавал, а «сожжение суетностей». В огромных кострах пылали карнавальные маски, нескромные наряды, карты, краски, парики, духи, книги вроде «Декамерона», а также картины с нагими фигурами. По легенде, Сандро Боттичелли так проникся проповедью Савонаролы, что сам принес в костер свои картины! С моралистами особенно не повезло Леде и лебедю. Соблазнение женщины Зевсом в облике лебедя заставило чувственно содрогнуться не один век. Сюжет этот использовали и Леонардо, и Микеланджело. Картина Леонардо погибла, каким образом — неизвестно. Картину Микеланджело приказала сжечь Мария Медичи. А до обольстительной «Леды» Корреджо примерно через двести лет после ее создания добрался сын Филиппа Орлеанского, регента Франции при малолетнем Людовике XV.
Регент Франции при малолетнем Людовике XV слыл распутником, его сын в пику отцу бахвалился благочестием. Голову Леды из полотна он вырезал собственноручно, оставив от картины единственное, что в ней «прилично», а остальное приказал сжечь.
Придворный художник Антуан Куапель еле сумел уговорить поборника приличий остановиться. После этого эксцесса «Леда» Корреджо лет сто существовала в разрезанном виде, в укромном помещении. Потом ее отреставрировали и «пришили» голову обратно.
Итого, нагое тело это почти преступление. Но она жива, бедняжка. Дата печального события – приблизительно 1720 год, и никакого прогресса в восприятии искусства не заметно! С высоты веков может показаться, что это все борьба «тупоконечного» и «остроконечников», но это не так. Речь шла о человеке, его теле, о границах его свободы, и компромисса достигали с трудом. В XIX веке наметился некоторый прогресс, в способах борьбы с наготой. Картины жечь перестали, травлю художников поручили профессиональным критикам, а писателей и поэтов стали отдавать под суд. Лидером европейской культуры с XVIII века была Франция, а весь XIX век ее трясло революциями, как лихорадкой — в такие периоды энергия искусства обычно возрастает.
После Великой французской революции, наполеоновских побед, поражений и реставрации монархии у французов поменялся менталитет. Они себя видели и понимали совершенно иначе, чем раньше. Состояние власти — пришел Луи-Филипп — тот, которого Гюго обзывал «Наполеон малый», а Домье рисовал в виде сморщенной груши, культурная элита Франции встала на дыбы. Не то, чтобы писатели и художники не хотели признавать классических образцов, но и наполнять старые меха старым вином никто уже не мог и не хотел. И меха, и вино должны были стать другими. Тогда Луи-Филипп, личность довольно мелкая, решил разрушителей канонов судить.
Поэт Шарль Бодлер предстал перед судом Второй империи за сборник стихов «Цветы зла». Был осужден с формулировкой «за имморализм», по той же статье проходила «Госпожа Бовари» Флобера. Современникам «Госпожа Бовари» показалась благочестивым чтением по сравнению с «Цветами зла» «некоего господина Бодлера, пользующегося репутацией великого человека в одном из тех мелких кружков, которые наводняют СКЛАДЫ печатью грязного беспутства и реализма». Посочувствуем анонимному автору этого высказывания.