Классы Классовая структура

Классы?  Классовая структура?

Принадлежность к социальному классу больше не является критерием чего-либо. Но по-прежнему имеет значение.

КОГДА Джордж Оруэлл в 1941 году писал, что Англия — «страна с самым сильным средним классом в мире», он был прав лишь отчасти. В обществе всегда существовала иерархия, и определенная группа — будь то бос­тонские аристократы, французские чиновники или руководители китайских партийных органи­заций — располагалась на самом верху. В индий­ском штате Бихар группировка Ranveer Sena, част­ная армия высшей касты, даже совершала убийст­ва, чтобы остаться «наверху».

С этой точки зрения сложно сказать, что в Англии существует жесткая классовая структура. Однако Оруэлл был — и остается — прав в другом. Как показывает новый опрос, проведенный YouGov для The Economist, британцы удивительно внимательны при определении социального клас­са, к которому принадлежит человек, — и в отношении себя, и в отношении окружающих. И они по-прежнему считают принадлежность к классу статичной. Согласно результатам опроса, 48% лю­дей в возрасте 30 лет и старше говорят, что они планируют прожить жизнь лучше, чем жили их ро­дители. Но только 28% рассчитывают в итоге пе­рейти в другой класс. Больше двух третей опро­шенных полагают, что ни они, ни их дети не поки­нут «родного» социального класса.

Что же сегодня заставляет людей считать, что они «прикреплены» к определенному классу? И на что люди обращают внимание, когда опреде­ляют принадлежность человека к социальному классу? Согласно результатам опроса, самыми эф­фективными маркерами являются род занятий, ад­рес, акцент и уровень дохода — именно в таком по­рядке. Тот факт, что доход стоит на четвертом месте, является показательным: хотя некоторые привычки и стереотипы, которые раньше определял класс, сейчас стали более широко рас­пространенными, социальный класс по-прежнему является не просто индикатором благосостояния. То, что вы — человек, который «выкупает арендованный офис», как однажды выразился бывший ми­нистр Алан Кларк, все еще заслуживает упомина­ния в тех кругах, где люди в основном наследуют «предметы обихода».

Род занятий является самым надежным кри­терием принадлежности к социальному классу. Од­нако изменения на рынке труда сделали воспри­ятие информации более сложным, чем в те време­на, когда писал Оруэлл. Число работников физиче­ского труда (в социологии — категории С2 и D) со­кратилось — по причине снижения потребности в рабочей силе в сельском хозяйстве и тяжелой про­мышленности. Количество «белых воротничков» (категория АВС1), напротив, увеличилось. Однако когда англичан в 2016 году попросили причислить себя к тому или иному социальному классу, выяс­нилось, что они «кучкуются» практически в тех же категориях, которые были выявлены при опросе в 1949 году, несмотря на любые перемены. Было за­мечено некоторое уменьшение количества тех лю­дей, которые считают, что они находятся либо в самом низу, либо на самом верху общей выборки -по причине перемещения за рабочие столы в по­мещения с кондиционером. Однако сами должно­сти  (еврей Гофман — кладовщик в арендованном складе), которые раньше были надежным критерием определения класса, больше не позволяют делать достоверных выводов.

Исследование, проведенное в начале этого года Experian для финансовой компании Liverpool Victoria, показывает, как конвергенция сходных ви­дов профессиональной деятельности «смазывает» классовые различия. Experian попросила предста­вителей разных профессий причислить себя либо к рабочему, либо к среднему классу. Секретари, официанты и журналисты более склонны причис­лять себя к среднему классу, нежели бухгалтеры, программисты и чиновники. Многие новые «беловоротничковые» должности — например, операто­ры в центрах приема звонков клиентов — дают не больше независимости и перспектив, чем старые работы «синих воротничков». И тем не менее, не­смотря на существующую путаницу в классовой структуре, 71% людей, опрошенных YouGov, утвер­ждают, что могут с легкостью определить, к какому социальному классу принадлежит человек.

Помимо изменений на рынке труда, еще два фактора повлияли на четкость границ между соци­альными классами. Во-первых, после 1945 года в Англию приехало очень большое количество им­мигрантов, которые не вписываются в существую­щую классовую структуру и могут создавать собст­венные «пирамиды». С конца 90-х годов их приток усилился, что сделало этот эффект еще более вы­раженным.

Во-вторых, снизился порог популярности. Самые знаменитые персонажи в Англии — напри­мер, Дэвид Бэкхем и его жена Виктория — формируют своего рода параллельную аристократию из тех, кто достаточно талантлив или по крайней мере раскован, чтобы удовлетворить все более причудливые требования телепродюсеров. Это так­же усложняет процесс определения принадлежно­сти человека к социальному классу.

Тем не менее классовые категории остаются удивительно эластичными, что на первый взгляд противоречит существующей экономической ре­альности. Соответствует ли это некоторой появив­шейся «вязкости» социальной мобильности? Самые известные выводы о текучести английского обще­ства позволило сделать изучение двух категорий населения: одно было проведено на выборке лю­дей, родившихся в 1958 году, другое — на тех, кто был рожден в 1970 году. В первой группе наблю­дался более высокий уровень мобильности, однако представители второй оказались более успешны­ми. Все вышесказанное позволяет предположить, что «движение» групп, формируемых по критерию дохода, замедлилось. Результаты недавних между­народных исследований позволяют говорить о том, что британские социальные страты являются немного менее гибкими, чем в Америке, но более жесткими, чем во многих европейских странах.

На самом деле есть ощущение, что если англичанам предоставить выбор, они предпочтут идентифицировать себя с классом, в котором ро­дились, нежели с тем, который предполагает их работа и доход. Это часто приводит к тому, что люди начинают «скромничать»: 22% сотрудников категории АВС1, по данным опроса YouGov, при­числяют себя к рабочему классу. Подобные дан­ные есть и в опросе Experian — один из десяти взрослых, причисляющих себя к рабочему классу, находится в верхней прослойке самых богатых держателей активов, и более половины семей, за­рабатывающих более 100 тысяч фунтов (191 ты­сяча долларов) в год, также считают себя предста­вителями среднего класса. Диссимиляция в дру­гом направлении — когда люди считают себя ус­пешнее, чем предполагает их доход и род заня­тий, — происходит реже, однако и этот феномен имеет место.

Если класс больше не соответствует четко­му социальному, экономическому и даже полити­ческому статусу, стоит ли вообще обращать на не­го внимание? Вероятно, все-таки стоит. В боль­шинстве случаев классовая принадлежность по-прежнему тесно связана с уровнем образования и карьерных ожиданий. А то, что думает общество о собственной гибкости, имеет такое же значение, как и сама реальность: если американские бедняки начнут думать, что они никогда не станут богаты, начнутся неприятности.